Жизнь в скафандре (о силе быть слабым)
«Мама, все у меня отлично!» — самая популярная фраза у пациентов реабилитационных отделений и клиентов психотерапевтов, поскольку все и должно быть отлично, правильно? По крайней мере, так нас научили в детстве родители — жаловаться нельзя, плакать запрещено , а подбородок надо держать прижатым к груди, чтобы при ударе в челюсть не терять ориентации.
Даже эмоции — и те под запретом, как будто не люди мы, а бревна. Папы научили, а на школьной скамье одноклассники эти тезисы подтвердили: плачешь — бьют, смеешься громко — издеваются, отличаешься от других — бойкотируют.
Представляется, что до определенного возраста жизнь человека вообще напоминает работу разведчика в тылу — кругом враги, помни свою легенду назубок и даже во сне говори на чужом языке, чтобы никто не раскрыл, иначе — смерть. Беда в том, что нехитрая эта наука въедается в подкорку, и мы принимаемся с ней жить.
Даже звона не производим, поскольку всем известно — для этого нужен воздух. Слышно только собственное дыхание внутри скафандра, пока воздух в резервуаре есть, а потом помашем друг другу рукой — и помрем. Печальней зрелища трудно придумать, согласитесь? А мы так годами существуем.
Ведь это так просто — никто ни за кого не отвечает, все живут в изолированных пузырях, общаясь лишь по формальным поводам. Близких не существует, а значит, легко найти повод отойти в сторону и не участвовать в жизни другого. Нет ни проблем, ни болезней, ни депрессий, ни прочих неприятных фактов жизни — одни вежливые рукопожатия и приподнимания шляп. Умри ты сегодня, а я завтра, как лагерный принцип гласит. Отчего же так в груди тяжело и на душе погано?
Человек все-таки существо социальное, ему нужны контакты. Не просто «здрасте-как-дела» и побежали дальше по лестнице, а понимание, глубокое общение, одобрение и поддержка. Иначе он начинает заболевать и чахнуть.
Мы их встречали на своем пути и времени тратить больше не станем. Я имею в виду среднего гражданина вроде себя или вас — с нормальным детством и достаточно образованного для того, чтобы искать в жизни чего-то большего, чем удовлетворение базовых инстинктов.
Сколько смелости требуется для признания в любви, мне тяжело даже рассказать. Отставим электронную почту, письма, чаты и прочие суррогаты, которые так удачно маскируют наши эмоции. Кстати, замечали, как легко впасть в заблуждение об истинных эмоциях собеседника, общаясь с ним онлайн? Проще простого, и все по той же причине: вроде говорили-балакали, потом слово за слово и почти поругались, спохватились, разобрали разговор и оказалось, что в ходе беседы произошел сбой и все посыпалось, как домино.
Именно поэтому мы все чаще пишем письма и шлем сообщения, не имея смелости даже позвонить. Не говоря о том, чтобы назначить свидание и говорить, глядя собеседнику в глаза. Эта способность все больше ценится сегодня, и я не удивлюсь, что очень скоро войдет в число похвальных доблестей. «Представьте, он ей лично сказал, что навсегда уходит к Клавдии Анатольевне!» — и дамы станут охать от ужаса и восхищения тем, на что способен этот страшный мужчина. Таким будет текущий эквивалент, скажем, вызова на дуэль в шестнадцатом столетии.
Так вот, признаваться в любви прямо в лицо человеку, который тебе дорог — невероятно трудно. Много времени мне понадобилось, чтобы понять, почему. Практически вся жизнь.
Помню, как выдавливал это слово на отцовском юбилее, произнося тост, и позорно застрял прямо на «лю» — да так, что все присутствующие вздрогнули. Ну, или мне так показалось, главное, что я это по сей день отчетливо помню.
Потом объятия. Обниматься всегда было чем-то вроде квеста: во-первых, надо себя заставлять, а потом этот вечный момент неловкости — что подумает другая сторона? А вдруг там вовсе не горят желанием с тобой обниматься? И начинается — куда идут руки, не слишком ли я прижимаюсь? Или наоборот, почему мне так неловко? Потому что я к человеку боком, а ближе подойти неудобно, а ну как на ногу наступлю? Объятия превращаются в какой-то нелепый танец двух смущенных пугал с растопыренными руками.
Каждый раз приходится преодолевать некий внутренний барьер.
Но суть не в этом, как вы понимаете, и мы будем искать причины, а не останавливаться на следствиях. Кстати, как легко бывает обниматься с уверенным в себе человеком, замечали?
Невероятно сложно признавать свои проблемы, болезни и неудачи — даже временные. Понимание порочности системы приходит тогда, когда тебе самому понадобится поддержка.
Жизнь, увы, отказывается укладываться в стандартные рамки и постоянно норовит подбросить патронов в костер. Неприятности, к несчастью, случаются не только с другими, но и с нами. Мы тоже устаем, взрослеем, обзаводимся детьми, родители стареют и начинают разлаживаться. Если ты не человек с холодной мокрицей в груди (а я по умолчанию предполагаю, что нет) рано или поздно тебе понадобится поддержка и человек, который увидит тебя слабым, беззащитным и нуждающимся в утешении — чтобы прийти на помощь. Готов ли ты оказаться таким или продолжишь путешествие в вакууме?
Я тысячу раз уверен в том, что о первой возможности мечтают все, даже наши родители, столь удачно вдолбившие нам свои заблуждения. Им тоже необходимо иногда побыть собой, только они признаваться в этом не желают. Они многое бы отдали за возможность снять с себя свою железную маску, все эти доспехи на пропотевшем за долгие годы войлоке, расседлать лошадь и обнять своих близких. Но не всем хватает пороху. Бог их знает, почему.
В этом и есть сила, смелость и достоинство. В том, чтобы разрешать себе быть слабым в мире, где все старательно излучают силу.
Коля Сулима (интернет-журнал «Метрополь»)
Источники: